ДМИТРИЙ НИКОЛАЕВИЧ СЕНЯВИН Д.Н. Сенявин происходил из семьи, славной военными и морскими традициями со времен Петра Великого. Однако его слава, полученная в боевых действиях на Черном и Средиземном морях, оказалась еще выше. Дмитрий Сенявин родился 6 августа 1763 года в селе Комлево Боровского уезда Калужской губернии. В феврале 1773 года десятилетнего мальчика определили при помощи А.Н. Сенявина в Морской шляхетный кадетский корпус. Первые три года кадет мало утруждал себя занятиями, однако наставления дяди-флотоводца и старшего брата, уже офицера, заставили подростка взяться за ум. В 1777 году Сенявина произвели в гардемарины. Следующим летом он впервые ходил в плавание от Кронштадта в Ревель и обратно, в 1779 году в эскадре контр-адмирала Хметевского на корабле "Преслава" выходил для защиты нейтрального судоходства. 1 мая 1780 года выпускник корпуса мичман Сенявин на корабле "Князь Владимир" отправился с эскадрой в Атлантику для охраны судоходства; по результатам 2-летнего плавания командование отметило его "отличное радение в службе". После возвращения домой в 1782 году подающего надежды офицера назначили на средиземноморскую эскадру, но перед выходом вместе с 15 другими мичманами откомандировали на Азовскую флотилию. Сенявин служил на корабле "Хотин", на новом фрегате "Крым". В апреле 1783 года фрегат перешел в Ахтиарскую бухту, где был основан Севастополь. Смышленый Дмитрий Сенявин состоял флаг-офицером и адъютантом командира Севастопольского порта контр-адмирала Макензи, а после его смерти в 1786 году — М.И. Войновича. Летом ежегодно он ходил в море, зимой участвовал в строительстве Севастопольского порта, прошел хорошую строевую и административную школу. В 1786 году офицера назначили командиром пакетбота "Карабут", доставлявшего в Константинополь дипломатическую почту для российского посла в Турции. Положение командира специального судна связывало его с князем Г.А. Потемкиным, который летом 1788 года включил опытного моряка в свою свиту, сделав офицером по особым поручениям. Молодой офицер приобрел достаточный опыт, чтобы готовить инструкции для моряков эскадры, но усиленно продолжал пополнять знания. Сенявин хорошо проявил себя в шторм, который рассеял вышедшую из Севастополя в сентябре 1787 года эскадру. В сражении при Фидониси моряк состоял при Войновиче, и контр-адмирал отмечал храбрость, неустрашимость и расторопность своего флаг-капитана. Кроме командиров кораблей Войнович представил к награде лишь его. Для Сенявина сражение явилось школой управления эскадрой. Потемкин направил капитан-лейтенанта к царице с известием о победе над турецким флотом. Екатерина II "за весть радостную и жданную" наградила моряка золотой табакеркой, осыпанной бриллиантами и наполненной червонцами. После возвращения Потемкин назначил Сенявина своим генеральс-адъютантом. Моряк получил чин капитана 2-го ранга. На берегу он долго не засиделся. Осенью, командуя кораблем "Полоцк" и отрядом вооруженных судов, Сенявин уничтожил у берегов Анатолии 11 турецких транспортов, нападал на турецкие порты, сжег склад на берегу, взял пленных, за что получил орден Святого Георгия 4-й степени. В марте 1790 года Д.Н. Сенявина назначили командиром корабля "Навархия Вознесение Господне"; в сражении при Калиакрии он, по мнению Ф.Ф. Ушакова, "оказал храбрость и мужество". Сенявин по молодости лет считал, что Ушаков слишком осторожен, и мысли эти высказывал в обществе. Контр-адмирал терпел, пока капитан 2-го ранга не нарушил приказ, направив на новые корабли необученных матросов. Потемкин сурово наказал Сенявина, лишил его звания генеральс-адъютанта, командования кораблем и отправил под арест, угрожая разжаловать в матросы. Только по просьбе Ушакова Сенявина вернули в строй. Потемкин, узнав о примирении двух моряков, писал Ушакову: "Федор Федорович! Ты хорошо поступил, простив Сенявина: он будет со временем отличный адмирал и даже, может быть, превзойдет самого тебя!" На следующий год Сенявин — командир корабля "Святой Александр Невский". Четыре кампании он крейсерствовал в Черном море. В январе 1796 года Дмитрия Николаевича произвели в капитаны 1-го ранга и дали "под команду" 74-пушечный корабль "Святой Петр". Сенявин в составе эскадры Ф.Ф. Ушакова отправился на Средиземное море и участвовал во всех боевых действиях в Архипелаге. За взятие крепости Святой Мавры он получил орден Святой Анны 2-й степени. "Святой Петр" обстреливал одну из батарей острова Видо при взятии Корфу. После возвращения эскадры на Родину Сенявин в 1800 году был произведен в капитаны генерал-майорского ранга и возглавлял Херсонское адмиралтейство и порт, затем получил чин контр-адмирала и переведен главным командиром порта в Севастополь. В 1804 году Сенявина отозвали на Балтику и назначили командиром Ревельского порта. Контр-адмирал за отведенный ему небольшой срок организовал ремонт маяков, помещений некоторых мастерских. В 1805 году комиссия, обследовавшая порт, отметила значительное улучшение содержания казенных сооружений и запущенное состояние дома самого командира порта. С началом войны против Франции осенью 1805 года Сенявин во главе эскадры отправился на защиту Ионических островов, прибыл на Корфу 18 января 1806 года и стал главнокомандующим всеми русскими силами в Средиземном море. Вице-адмирал активными действиями против французов помешал им захватить Бокка-ди-Катарро и Ионические острова. После начала русско-турецкой войны вступили в боевые действия и русские силы на Средиземном море. По стратегическому плану Сенявину предстояло вместе с английской эскадрой Дакуорта прорваться к Константинополю через Дарданеллы, тогда как Черноморский флот должен был атаковать Босфор. Высаженными десантами следовало занять турецкую столицу. Однако планы эти так и не удалось осуществить. Черноморский флот оказался не готов к высадке десанта в Босфоре. Дакуорт с эскадрой, не дожидаясь Сенявина, прошел через Дарданеллы к Принцевым островам в 8 милях от Константинополя и потребовал сдать флот, морские запасы и проливы англичанам. Но пока он вел переговоры, турки установили батареи на берегах пролива. Англичане 17 февраля вырвались в Средиземное море с поврежденными кораблями и потерями. Получив известие о начале войны с Турцией 30 января, 10 февраля Сенявин уже отправился к устью Дарданелл с 10 линейными кораблями. Остальные силы он оставил для обороны Которской области и Ионических островов. Прибыв в Эгейское море, флагман предложил провести новую атаку Дарданелл. Однако Дакуорт отказался от совместных предприятий с Сенявиным. Он рекомендовал вице-адмиралу блокировать Дарданеллы, заняв остров Тенедос вблизи устья пролива. Сам Дакуорт отправился к берегам Египта. Англичане рассчитывали, что русские моряки не выпустят турецкий флот, а они смогут тем временем спокойно овладеть Александрией. Совет, собранный Сенявиным, решил приступить к ближней блокаде Дарданелл. 10 марта русские моряки взяли Тенедос у самого пролива. Вице-адмирал сам участвовал в десанте. Остров стал базой русских действий. С моря его прикрывала эскадра, высылавшая по два-три корабля к устью Дарданелл. После взятия Тенедоса, чтобы разделить турецкие силы, Сенявин посылал отдельные отряды в набеги на турецкие порты. Флагман рассчитывал демонстративным ослаблением сил выманить турецкую эскадру и нанести ей удар. 7 мая турецкие корабли, наконец, вышли из пролива, чтобы вернуть Тенедос и ликвидировать блокаду, нарушавшую снабжение Константинополя продовольствием. Узнав о появлении турок, Сенявин выступил с главными силами к Имбросу, оставив гарнизону задачу удерживать остров против неприятельской атаки. 8 мая турки пытались высадиться на остров, но дважды были сброшены в море. Из-за штиля и встречных ветров обогнуть Имброс, чтобы отрезать турецкий флот от Дарданелл, Сенявину не удалось. 10 мая для помощи изнемогавшему в борьбе с турками гарнизону Тенедоса Сенявин привел эскадру к острову. Турецкий флот был неподалеку, но Сеид-Али не намеревался атаковать, хотя и был на ветре. Когда около 13 часов направление ветра стало благоприятно русским, Сенявин приказал приготовиться к бою. Он заранее выделил резерв, поручив его командиру по сигналу или собственной инициативе действовать там, где это окажется удобно. После 18 часов русская эскадра, пользуясь засвежевшим ветром, преследовала турок, пытавшихся скрыться в Дарданеллы. Бой длился около двух часов, до темноты. Турецкие береговые батареи обстреливали перемешавшиеся корабли, поражая и своих. Русская эскадра так приблизилась к побережью, что попала даже под ружейный огонь. Дарданелльское сражение и русские, и их противники считали поражением турок. Часть их кораблей была выведена из строя, значительные потери понесли экипажи. Наибольшие повреждения русские корабли получили от береговой артиллерии. Но все они были отремонтированы за один-два дня, тогда как туркам потребовался месяц. Из-за блокады в Константинополе недоставало провизии. 17 мая султана Селима свергли с престола. Но война не прекратилась. Порта отказалась принять мирные предложения России. Утром 10 июня из Дарданелл вышли и стали на якорь 8 кораблей, 5 фрегатов, 2 корвета, 2 брига; за 3 дня к ним присоединились еще 2 корабля, фрегат и шлюп. Капудан-паше было приказано во что бы то ни стало деблокировать пролив и взять Тенедос. Зная от патрульных судов о передвижениях турок, Сенявин с эскадрой направился к Имбросу, чтобы обогнуть остров, выиграть ветер и отрезать противника от Дарданелл и береговых батарей при устье пролива. Замысел его удался. Капудан-паша Сеид-Али узнал 15 июня, что у Тенедоса остались только легкие российские суда, и направился к острову. 16 июня турки высадили сильный отряд; гарнизон острова, составлявший всего 600 человек, решительно оборонялся в ожидании подкреплений и дважды отбивал штурмы. Из-за неблагоприятных ветров эскадра Сенявина лишь 17 июня обогнула Имброс и обнаружила, что турецкий флот расположился в проливе между Тенедосом и Анатолийским берегом, обеспечивая переброску войск на остров. Когда русские корабли начали приближаться, турки снялись с якорей и стали уходить. Сенявин подошел к Тенедосу. Пока легкие суда истребляли неприятельские десантные и транспортные суда, с кораблей Сенявина переправили на берег припасы, необходимые гарнизону крепости. Оставив для защиты острова "Венус", "Шпицберген" и два корсарских судна, вице-адмирал с 10 кораблями 18 июня отправился за неприятельским флотом. Однако в течение дня не удалось найти неприятеля. Утром 19 июня турок обнаружили у южной оконечности Лемноса. Сеид-Али располагал 10 кораблями (один из которых стоял у острова Тасос), 6 фрегатами и несколькими легкими судами примерно с 1200 пушками против 754 орудий 10 русских кораблей. Основной проблемой для русских был недостаток снарядов, и Сенявину пришлось приказать вести бой на короткой дистанции. Тем не менее флагман решил дать неприятелю решительное сражение и тем побудить правительство султана к миру. Чтобы вывести из строя флагманские корабли неприятеля, Сенявин выделил против каждого по 2 линейных корабля. Остальные силы под командованием Грейга и самого вице-адмирала составили подвижные отряды, которым предстояло "или усилить атакующих, или напасть на неприятельские корабли, где более видна будет в сем надобность". В Афонском сражении турецкая линия была расстроена, поврежденные флагманские корабли отходили к мысу Афон. Русские корабли также получили значительные повреждения, но продолжали баталию. Когда турецкий арьергард попытался поддержать центр, Сенявин на "Твердом" задержал неприятеля. Русские моряки взяли корабль "Сед-эль-Бахри". Отставшие корабль и фрегаты были обнаружены утром 20 июня. Турки, видя погоню, свезли на берег экипажи посаженных на мель судов и взорвали их. Затем Сенявин поторопился к Тенедосу. Эскадра прибыла вовремя: силы защитников иссякали. 25 июня русские корабли окружили остров и заставили турок его покинуть. Потери русской эскадры (77 убитых, 181 раненый) были сравнительно невелики. Флот султана лишился 4 кораблей, 4 фрегатов и корвета. Он надолго перестал существовать как боевая сила. После Афонского сражения Сенявин установил тесное взаимодействие с английской эскадрой. Но 12 августа он получил известие о Тильзитском мире. 14 августа русский и английский флоты разошлись, ибо оказывались в разных лагерях. 28 августа вице-адмирал получил указ Александра I оставить Архипелаг, передать Ионические острова и другие русские опорные пункты на Средиземном море французам и вести корабли к своим портам. 25 августа был оставлен Тенедос. Сенявин направился к Корфу, где уже хозяйничали французы. Оттуда он намеревался вести эскадру в Россию без остановки. Но сильный встречный ветер, перешедший в шторм, заставил 30 октября зайти в Лиссабон. Здесь эскадра была заблокирована английским флотом. 24 августа 1808 года Сенявин сдал англичанам на хранение корабли, а 5 августа 1809 года экипажи на транспортах были отправлены в Россию. Самовольно принятое решение вызвало гнев Александра I, и вице-адмирал оказался в опале. Три года он исполнял свою прежнюю должность командира Ревельской эскадры. 2 мая 1811 года Сенявина назначили вновь командиром Ревельского порта. Летом 1812 года он занимался подготовкой канонерских лодок, обеспечивал переброску корпуса Штейнгеля из Финляндии. Недовольный спокойной деятельностью, он 28 июня 1812 года обратился к царю с предложением сформировать из мужиков калужского имения отряд и вступить в Московское ополчение, однако получил ответ, что занимаемый им ныне пост также нужен. В 1813 году Сенявин подал в отставку. В 1821 году греки подняли восстание против турецкого гнета. Желая использовать многочисленные суда, греки направили в Петербург письмо с просьбой направить для командования флотом Д.Н. Сенявина, хорошо известного на Средиземном море. Но в просьбе было отказано. Александр I избегал шагов, которые можно было воспринять как поддержку революции. Только в 1825 году, когда на престол взошел Николай I, вспомнили о заслугах Дмитрия Николаевича перед Отечеством. Царь предложил моряку вернуться на службу и даже назначил его своим генерал-адъютантом, наградил орденом Святого Александра Невского и выдал пособие в 36000 рублей. В декабре 1825 года император создал Комитет образования флота под председательством О. фон Моллера; в состав комитета среди других известных моряков вошел и Сенявин. В августе 1826 года Николай I приказал моряку присутствовать во втором департаменте Сената, с декабря назначил сенатором. В августе 1826 года Сенявина произвели в адмиралы. Он доставил на Средиземное море эскадру Л.П. Гейдена, которая отличилась в Наваринском сражении. За победу при Наварине адмирал получил алмазные знаки ордена Святого Александра Невского. В 1828 году Сенявин с эскадрой провожал до Зунда эскадру Рикорда, которая также направлялась на Средиземное море. В 1830 году Сенявин долго болел и вынужден был уйти в отставку. Скончался он 5 апреля 1831 года. Адмирал просил похоронить его скромно, но император организовал торжественное погребение Д.Н. Сенявина в Духовской церкви Александро-Невской лавры и лично командовал выделенными войсками. На дубовой плите было написано: "Дмитрий Николаевич Сенявин, генерал-адъютант и адмирал, род. 6 августа 1763 года, умер 5 апреля 1831 года".
|
Глава VII
ВЕЛИКИЙ КНЯЗЬ МИХАИЛ ЯРОСЛАВИЧ. Г. 1304-1319 
Спор о Великом Княжении. Злодейство Князя Московского. Дела Новогородские. Узбеки. Мужество Новогородцев. Георгий - зять Ханов. Умеренность и добродушие Михаила. Победа над Татарами. Суд в Орде. Пышная забава Ханская. Великодушная кончина Михаила. Город Маджары. Разбои Моголов. Петр Митрополит. Ярлык Ханский. Разные бедствия.
[1304-1305 гг.]Как жизнь, так и кончина Андреева была несчастием для России. Два Князя объявили себя его наследниками: Михаил Тверской и Георгий Даниилович Московский; но первый с большим правом, будучи внуком Ярослава Всеволодовича и дядею Георгиевым, следственно, старейшим в роде. Сие право казалось вообще неоспоримым, и Бояре Великого Княжения, предав земле тело Андрееве, спешили в Тверь поздравить Михаила Государем Владимирским. Новогородцы также признали его своим Главою, в уверении, что Хан утвердит за ним Великое Княжение. Михаил обязался, подобно отцу, блюсти их уставы, восстановить древние границы между Новымгородом и землею Суздальскою; не требовать бывших волостей Димитриевых и Андреевых: купленные же им самим, Княгинею или Боярами его в земле Новогородской отдать на выкуп или прежним владельцам или Правительству; не позволять самосуда ни себе, ни Княжеским судиям, но решать тяжбы единственно по законам; отправлять людей своих за Волок только из Новагорода, в двух ладиях, и проч.
Добрый Митрополит Максим тщетно уговаривал Георгия не искать Великого Княжения, обещая ему именем Ксении, матери Михаиловой, и своим собственным любые города в прибавок к его Московской области. Дядя и племянник поехали судиться к Хану, оставив Россию в несогласии и в мятеже. Одни города стояли за Князя Тверского, иные за Московского. Георгий едва мог спастися от друзей Михаиловых, которые не хотели пустить его в Орду и думали задержать на пути в области Суздальской; а Бориса Данииловича, приехавшего в Кострому, схватили и послали в Тверь. Но второй Георгиев брат, Иоанн, разбил Тверитян, хотевших взять Переславль, и Воевода их, Акинф остался на месте сражения в числе убитых. Наместники Михаиловы хотели въехать в Новгород: жители не впустили их, сказав: "Мы избрали Михаила с условием, да явит грамоту Ханскую и будет тогда Князем нашим, но не прежде!" - В других областях господствовало безначалие и неустройство. Граждане Костромские, преданные Михаилу, ненавидя память Андрееву и злобствуя на бывших его любимцев, самовольно их судили и наказывали; а чернь Нижнего Новагорода, вследствие мятежного Веча, умертвила многих Бояр как мнимых врагов отечества. Князь Нижегородский, Михаил, сын Андрея Ярославича, находился в Орде: он там женился; возвратясь в свой Удел, казнил виновников сего беззаконного Веча: ибо чернь не имела власти судебной, исключительного права Княжеского.
[1305-1308 гг.] Чрез несколько месяцев решилась неизвестность: Михаил превозмог соперника и приехал с Ханскою грамотою в Владимир, где Митрополит возвел его на престол Великого Княжения. Зная неуступчивость врага своего, он хотел оружием смирить Георгия и дважды приступал к Москве, однако ж без успеха; кровопролитный бой под ее стенами усилил только взаимную их злобу, бедственную для обоих, как увидим. Современные Летописцы винят одного Князя Московского, который в противность древнему обыкновению спорил с дядею о старейшинстве. Сверх того Георгий по качествам черной души своей заслужил всеобщую ненависть и, едва утвердясь на престоле наследственном, гнусным делом изъявил презрение к святейшим законам человечества. Мы говорили о несчастной судьбе Рязанского Владетеля, Константина, плененного Даниилом: он шесть лет томился в неволе; Княжение его, лишенное Главы, зависело некоторым образом от Московского. Георгий велел умертвить Константина, считая сие злодейство нужным для беспрекословного господства над Рязанью, и весьма ошибся: ибо сын убиенного, Ярослав, под защитою Хана спокойно наследовал престол отеческий как Владетель независимый, оставив в добычу Георгию из городов своих одну Коломну. - Самые меньшие братья Георгиевы, дотоле служив ему верно, не могли с ним ужиться в согласии. Двое из них, Александр и Борис Данииловичи, уехали в Тверь, без сомнения недовольные его жестокостию.
Михаил несколько лет властвовал спокойно и жил большею частию в Твери. Его Наместники правили Великим Княжением и Новымгородом, коего чиновники относились к нему во всех делах государственных. Так, они письменно жаловались Михаилу на двух Княжеских Вельмож, Феодора и Бориса, бывших Начальниками во Пскове и в области Корельской: первый, сведав о нашествии Ливонских Рыцарей (в 1307 году), уехал из города, принудив тем оставленных без Вождя Псковитян заключить с Магистром, Гертом фон-Иокке, не весьма выгодный мир, и разорил многие села Новогородские; второй, утесняя Корелов, заставил их бежать к Шведам и силою брал, что ему не принадлежало. Новогородцы желали навсегда избавиться от таких недостойных Правителей, взносили деньги за села, купленные в их областях сими Боярами, и предоставляли себе условиться изустно с Князем о прочем. Он ездил из Твери к Святой Софии и был принят гражданами с обыкновенными знаками усердия; однако ж не хотел сам предводительствовать ими, когда они, построив новую крепость на месте нынешнего Кексгольма, ходили на судах в Финляндию до реки Черной, или Кумо, где [в 1311 г.] сожгли город Ванай, осаждали Шведов в замке, на скале неприступной, и разорили множество селений. У бедных жителей, по словам Летописца, не осталось ни одной рогатой скотины: ибо Россияне истребили там все, чего не могли увести с собою. [1312 г.] Совершив благополучно сей дальний поход, Новогородцы начали ссориться с Князем, жалуясь, что он не исполняет договорной грамоты; но когда оскорбленный Михаил, заняв войском Торжок, не велел пускать к ним хлеба, народ встревожился и, несмотря на весеннюю распутицу, отправил в Тверь своего Архиепископа, Давида, чтобы обезоружить Великого Князя. Мир заключили скоро, ибо искренно желали его с обеих сторон: Новгород, опустошенный в сие время пожаром, имел необходимую нужду в подвозах и, лишенный оных, мог быть жертвою голода; а Михаил долженствовал немедленно ехать в Орду. Хан Тохта умер; сын его, юный Узбек, воцарился, славный в летописях Востока правосудием и ревностию к Вере Магометовой, восстановленной им во всех Могольских владениях: ибо Тохта был, кажется, язычником и не следовал учению Алкорана. Историк Абулгази пишет, что многие Татары, в знак особенной любви к сему Царю, назвалися его именем, или Узбеками, доныне известными в Хиве и в землях окрестных.
[1313-1315 гг.] Взяв с Новогородцев 1500 гривен серебра, Михаил возвратил им своих Наместников и, поехав в Орду, жил там целые два года. Столь долговременное отсутствие, без сомнения невольное, имело вредные следствия для него и для России. Шведы [в 1314 г.] сожгли Ладогу: Корелы, впустив их в Кексгольм, умертвили там многих Россиян. Хотя Новогородцы отмстили тем и другим, под начальством Михаилова Наместника выгнали Шведов и казнили изменников Корельских, но винили Михаила, что он, пресмыкаясь в Орде у ног Хановых, забывает отечество. Георгий Московский не замедлил воспользоваться сим расположением: родственник его, Князь Феодор Ржевский, приехал в Новгород, взял под стражу Наместников Михаиловых и так обольстил легкомысленных граждан, что они, признав Георгия своим Начальником, объявили даже войну Великому Князю. Едва не дошло до битвы: на одном берегу Волги стояли Новогородцы, на другом сын Михаилов, Димитрий, с верною Тверскою ратию. К счастию, осенние морозы, покрыв реку тонким льдом, удалили кровопролитие, и Новогородцы согласились на мир; а Князь Московский, обещая им благоденствие и вольность, сел на престоле Святой Софии.
Скоро позвали Георгия к Хану дать ответ на справедливые жалобы Михаиловы. Он поручил Новгород брату своему Афанасию и, взяв с собою богатые дары, надеялся быть правым в таком судилище, где председательствовало алчное корыстолюбие. Но Михаил уже нес обнаженный меч и грамоту Узбекову. Сильные полки Моголов окружили его и вступили в Россию с Воеводою Тайтемером. Сия грозная весть поколебала, однако ж не смирила Новогородцев. Исчисляя в мыслях все одержанные ими победы со времен Рюрика до настоящего и вспомнив, что сам Михаил великодушною решимостию спас Тверь от нашествия Моголов, они вооружились и ждали неприятеля близ Торжка. Прошло шесть недель. Наконец явилась сильная рать Михаилова, Владимирская, Тверская и Могольская. Переговоров не было: [10 февраля 1316 г.] вступили в бой, жестокий, хотя и неравный. Никогда Новогородцы не изъявляли более мужества; чиновники и Бояре находились впереди; купцы сражались как Герои. Множество их легло на месте; остаток заключился в Торжке, и Михаил, как победитель, велел объявить, чтобы Новогородцы выдали ему Князей Афанасия и Феодора Ржевского, если хотят мира. Слабые числом, обагренные кровию, своею и чуждою, они единодушно ответствовали: "Умрем за Святую Софию и за Афанасия; честь всего дороже". Михаил требовал по крайней мере одного Феодора Ржевского: многие и того не хотели; наконец уступили необходимости и еще обязались заплатить Великому Князю знатное количество серебра. Некоторые из Бояр Новогородских вместе с Князем Афанасием остались аманатами в руках победителя; другие отдали ему все, что имели: коней, оружие, деньги. Написали следующую грамоту: "Великий Князь Михаил условился с Владыкою и с Новымгородом не воспоминать прошедшего. Что с обеих сторон захвачено в междоусобие, того не отыскивать. Пленники свободны без окупа. Прежняя Тверская Феоктистова грамота должна иметь всю силу свою. Новгород платит Князю в разные сроки от второй недели Великого Поста до Вербной, 12000 гривен серебра, зачитая в сей платеж взятое в Торжке у Бояр Новогородских имение. Князь, приняв сполна вышеозначенную сумму, должен освободить аманатов, изрезать сию грамоту и править нами согласно с древним уставом".
Сей мир, вынужденный крайностию, не мог быть истинным, и Великий Князь, сведав, что послы Новогородские тайно едут в Орду с жалобою на него, велел переловить их; отозвал Наместников Княжеских из Новагорода и пошел туда с войском. Новогородцы укрепили столицу, призвали жителей Пскова, Ладоги, Русы, Корелов, Ижерцев, Вожан и ревностно готовились к битве, одушевленные любовию к вольности и ненавистию к Великому Князю. Он имел еще друзей между ими, но робких, безмолвных: ибо народ свирепо вопил на Вече и грозил им казнию; свергнул одного Боярина с моста за мнимую измену, а другого, совершенно невинного, умертвил по доносу раба, что господин его в переписке с Михаилом. - Такое ужасное остервенение и многочисленность собранных в Новегороде ратников изумили Великого Князя: он стоял несколько времени близ города, решился отступить и вздумал, к несчастию, идти назад ближайшею дорогою, сквозь леса дремучие. Там войско его между озерами и болотами тщетно искало пути удобного. Кони, люди падали мертвые от усталости и голода; воины сдирали кожу с щитов своих, чтобы питаться ею. Надлежало бросить или сжечь обозы. Князь вышел наконец из сих мрачных пустынь с одною пехотою, изнуренною и почти безоружною.
[1317 г.] Тогда Новогородцы прислали в Тверь Архиепископа Давида, без всякой надменности моля Великого Князя освободить их аманатов; предлагали ему серебро, мир и дружбу. "Дело сделано, - говорили они: - желаем спокойствия и тишины". Михаил отвергнул сие предложение; стыдился мира бесчестного, хотел победить и даровать его.
[1318 г.] Между тем Георгий жил в Орде, три года кланялся, дарил и приобрел наконец столь великую милость, что юный Узбек, дав ему старейшинство между Князьями Российскими, женил его на своей любимой сестре Кончаке, названной в крещении Агафиею: дело не весьма согласное с ревностию сего Хана к Вере Магометовой! Провождаемый Моголами и Воеводою их, Кавгадыем, Георгий возвратился в Россию и, пылая нетерпением сокрушить врага, хотел немедленно завоевать Тверь. Михаил отправил к нему Послов. "Будь Великим Князем, если так угодно Царю, - сказали они Георгию именем своего Государя: - только оставь Михаила спокойно княжить в его наследии; иди в Владимир и распусти войско". Ответом Князя Московского было опустошение Тверских сел и городов до самых берегов Волги. Тогда Михаил призвал на совет Княжеский Епископа и Бояр. "Судите меня с племянником, - говорил он: - не сам ли Хан утвердил меня на Великом Княжении? Не заплатил ли я ему выхода, или Царской пошлины? Теперь отказываюсь от сего достоинства и не могу укротить злобы Георгия. Он ищет головы моей; жжет, терзает мою наследственную область. Совесть меня не упрекает; но может быть, ошибаюсь. Скажите ваше мнение: виновен ли я пред Георгием?" Епископ и Бояре, умиленные горестию и добросердечием Князя, единогласно отвечали ему: "Ты прав, Государь, пред лицом Всевышнего, и когда смирение твое не могло тронуть ожесточенного врага, то возьми праведный меч в десницу; иди: с тобою Бог и верные слуги, готовые умереть за доброго Князя". - "Не за меня одного (сказал Михаил), но за множество людей невинных, лишаемых крова отеческого, свободы и жизни. Вспомните речь Евангельскую: кто положит душу свою за друга, той велик наречется. Да будет нам слово Господне во спасение!" Великий Князь, предводительствуя войском мужественным, встретил полки Георгиевы, соединенные с Татарами и Мордвою, в 40 верстах от Твери, где ныне селение Бортново. Началась битва. Казалось, что Михаил искал смерти: шлем и латы его были все исстрелены, обсечены, но Князь цел и невредим; везде отражал неприятелей и наконец обратил их в бегство. Сия победа [22 декабря] спасла множество несчастных Россиян, жителей Тверской области, взятых в неволю Татарами: смотря издали на кровопролитие, безоружные, скованные, они помогали своему Князю усердными молитвами и, видя его торжество, плакали от радости. Михаилу представили жену Георгиеву, брата его Бориса Данииловича и Воеводу Узбекова, Кавгадыя, вместе с другими пленниками. Великий Князь запретил воинам убивать Татар и, ласково угостив Кавгадыя в Твери, с богатыми дарами отпустил его к Хану. Сей лицемер клялся быть ему другом; обвинял себя, Георгия и говорил, что они воевали Тверскую область без повеления Узбекова.
Князь Московский бежал к Новогородцам, которые, еще не знав об успехе его в Орде, дали Михаилу слово не вмешиваться в их распрю. (В сие время они мстили Шведам за разбитие наших судов на Ладожском озере: воевали приморскую часть Финляндии; взяли город Финского Князя и другой - Епископов, или нынешний Або.) Узнав торжество Михаилово, Новогородцы вступились за Георгия: собрали полки и приближились к Волге. На другой стороне ее развевались знамена Тверские, украшенные знаками свежей победы; однако ж Великий Князь не хотел вторичной жестокой битвы и предложил Георгию ехать с ним в Орду. "Хан рассудят нас, - говорил Михаил, - и воля его будет мне законом. Возвращаю свободу супруге твоей, брату и всем Новогородским аманатам". На сем основании сочинили договорную грамоту, в коей Георгий именован Великим Князем и по коей Новогородцы, в ожидании суда Узбекова, могли свободно торговать в Тверской области, а Послы их ездить чрез оную безопасно. К несчастию, жена Георгиева скоропостижно умерла в Твери, и враги Михаиловы распустили слух, что она была отравлена ядом. Может быть, сам Георгий вымыслил сию клевету: по крайней мере охотно верил ей и воспользовался случаем очернить своего великодушного неприятеля в глазах Узбековых. Провождаемый многими Князьями и Боярами, он вместе с Кавгадыем отправился к Хану; а неосторожный Михаил еще долго медлил, послав в Орду двенадцатилетнего сына, Константина, защитника слабого и бессловесного.
Между тем как враг его ревностно действовал в Сарае и подкупал Вельмож Могольских, Великий Князь, имея чистую совесть и готовый всем жертвовать благу России, спокойно занимался в Твери делами правления; наконец, взяв благословение у Епископа, поехал. Великая Княгиня Анна провожала его до берегов Нерли: там он исповедался с умилением, и, вверяя Духовнику свою тайную мысль, сказал: "Может быть, в последний раз открываю тебе внутренность души моей. Я всегда любил отечество, но не мог прекратить наших злобных междоусобий: по крайней мере буду доволен, если хотя смерть моя успокоит его". Михаил, скрывая сие горестное предчувствие от нежной супруги, велел ей возвратиться. Посол Ханский, именем Ахмыл, объявил ему в Владимире гнев Узбеков. "Спеши к Царю, - говорил он: - или полки его чрез месяц вступят в твою область. Кавгадый уверяет, что ты не будешь повиноваться". Устрашенные сим известием, Бояре советовали Великому Князю остановиться. Добрые сыновья Михаиловы, Димитрий и Александр, также заклинали отца не ездить в Орду и послать туда кого-нибудь из них, чтобы умилостивить Хана. "Нет, - отвечал Михаил: - Царь требует меня, а не вас: подвергну ли отечество новому несчастию? Можем ли бороться со всею силою неверных? За мое ослушание падет множество голов Христианских; бедных Россиян толпами поведут в плен. Мне надобно будет умереть и тогда: не лучше ли же ныне, когда могу еще своею погибелию спасти других?" Он написал завещание, распорядил сыновьям Уделы, дал им отеческое наставление, как жить добродетельно, и простился с ними навеки.
Михаил нашел Узбека на берегу моря Сурожского, или Азовского, при устье Дона; вручил дары Хану, Царице, Вельможам и шесть недель жил спокойно в Орде, не слыша ни угроз, ни обвинений. Но вдруг, как бы вспомнив дело совершенно забытое, Узбек сказал Вельможам своим, чтобы они рассудили Михаила с Георгием и без лицеприятия решили, кто из них достоин казни. Начался суд. Вельможи собрались в особенном шатре, подле Царского; призвали Михаила и велели ему отвечать на письменные доносы многих Баскаков, обвинявших его в том, что он не платил Хану всей определенной дани. Великий Князь ясно доказал их несправедливость свидетельствами и бумагами; но злодей Кавгадый, главный доноситель, был и судиею! Во второе заседание привели Михаила уже связанного и грозно объявили ему две новые вины его, сказывая, что он дерзнул обнажить меч на Посла Царева и ядом отравил жену Георгиеву. Великий Князь отвечал: "В битве не узнают Послов; но я спас Кавгадыя и с честию отпустил его. Второе обвинение есть гнусная клевета: как Христианин свидетельствуюсь Богом, что у меня и на мысли не было такого злодеяния". Судии не слушали его, отдали под стражу, велели оковать цепями. Еще верные Бояре и слуги не отходили от своего злосчастного Государя: приставы удалили их, наложили ему на шею тяжелую колодку разделили между собою все драгоценные одежды Княжеские.
Узбек ехал тогда на ловлю к берегам Терека со всем войском, многими знаменитыми данниками и Послами разных народов. Сия любимая забава Ханова продолжалась обыкновенно месяц или два и разительно представляла их величие: несколько сот тысяч людей было в движении; каждый воин украшался лучшею своею одеждою и садился на лучшего коня; купцы на бесчисленных телегах везли товары Индейские и Греческие; роскошь, веселие господствовали в шумных, необозримых станах, и дикие степи казались улицами городов многолюдных. Вся Орда тронулась: вслед за нею повлекли и Михаила, ибо Узбек еще не решил судьбы его. Несчастный Князь терпел уничижение и муку с великодушною твердостию. На пути из Владимира к морю Азовскому он несколько раз приобщался Святых Таин и, готовый умереть как должно Христианину, изъявил чудесное спокойствие. Печальные Бояре снова имели к нему доступ: Михаил ободрял их и с веселым лицом говорил: "Друзья! Вы долго видели меня в чести и славе: будем ли неблагодарны? Вознегодуем ли на Бога за уничижение кратковременное? Выя моя скоро освободится от сего древа, гнетущего оную". Ночи проводил он в молитве и в пении утешительных Псалмов Давидовых; Отрок Княжеский держал перед ним книгу и перевертывал листы: ибо стражи всякую ночь связывали руки Михаилу. Желая мучить свою жертву, злобный Кавгадый в один день вывел его на торговую площадь, усыпанную людьми; поставил на колена, ругался над ним и вдруг, как бы тронутый сожалением, сказал ему: "Не унывай! Царь поступает так и с родными в случае гнева; но завтра, или скоро, объявят тебе милость, и снова будешь в чести". Торжествующий злодей удалился. Князь, изнуренный, слабый, сел на площади, и любопытные окружили его, рассказывая друг другу, что сей узник был великим Государем в земле своей. Глаза Михаиловы наполнились слезами: он встал и пошел в вежу, или шатер, читая тихим голосом из псалма: Вси видящие мя покиваху главами своими... уповаю на Господа! - Несколько раз верные слуги предлагали ему тайно уйти, сказывая, что кони и проводники готовы."Я никогда не знал постыдного бегства, - отвечал Михаил: - оно может только спасти меня, а не отечество. Воля Господня да будет!"
Орда находилась уже далеко за Тереком и горами Черкасскими, близ Врат Железных, или Дербента, подле Ясского города Тетякова, в 1277 году взятого нашими Князьями для Хана Мангу-Тимура. Кавгадый ежедневно приступал к Царю со мнимыми доказательствами, что Великий Князь есть злодей обличенный: Узбек, юный, неопытный, опасался быть несправедливым; наконец, обманутый согласием бессовестных судей, единомышленников Георгиевых и Кавгадыевых, утвердил их приговор.
Михаил сведал и не ужаснулся; отслушав Заутреню (ибо с ним были Игумен и два Священника), благословил сына своего, Константина; поручил ему сказать матери и братьям, что он умирает их нежным другом; что они, конечно, не оставят верных Бояр и слуг его, которые у престола и в темнице изъявляли Государю равное усердие. Час решительный наступал. Михаил, взяв у священника Псалтирь и разогнув оную, читал слова: сердце мое смятеся во мне, и боязнь смерти нападе на мя. Душа его невольно содрогнулась. Игумен сказал ему: "Государь! В сем же Псалме, столь тебе известном, написано: возверзи на Господа печаль твою". Великий Князь продолжал: кто даст ми криле яко голубине? и полещу и почию... Умиленный сим живым образом свободы, он закрыл книгу, и в то самое мгновение вбежал в ставку один из его Отроков с лицом бледным, сказывая дрожащим голосом, что Князь Георгий Даниилович, Кавгадый и множество народа приближаются к шатру. "Ведаю, для чего, - ответствовал Михаил и немедленно послал юного сына своего к Царице, именем Баялыни, будучи уверен в ее жалости. Георгий и Кавгадый остановились близ шатра, на площади, и сошли с коней, отрядив убийц совершить беззаконие. Всех людей Княжеских разогнали: Михаил стоял один и молился: Злодеи повергли его на землю, мучили, били пятами. Один из них, именем Романец (следственно, Христианской Веры), вонзил ему нож в ребра и вырезал сердце. Народ вломился в ставку для грабежа, позволенного у Моголов в таком случае. - Георгий и Кавгадый, узнав о смерти Святого Мученика - ибо таковым справедливо признает его наша Церковь - сели на коней и подъехали к шатру. Тело Михаила лежало нагое. Кавгадый, свирепо взглянув на Георгия, сказал ему: "Он твой дядя: оставишь ли труп его на поругание?" Слуга Георгиев закрыл оный своею одеждою.
Михаил не обманулся в надежде на добродушие супруги Узбековой: она с чувствительностию приняла и старалась утешить юного Константина, защитила и Бояр его, успевших отдать себя в ее покровительство: другие же, схваченные злобными врагами их Государя, были истерзаны и заключены в оковы. - Георгий послал тело Великого Князя в Маджары, город торговый (на реке Куме, в Кавказской Губернии), где, как вероятно, обитали некогда Угры, изгнанные Печенегами из Лебедии. Там многие купцы, знав лично Михаила, желали прикрыть оное драгоценными плащеницами и внести в церковь; но Бояре Георгиевы не пустили их к окровавленному трупу и поставили его в хлеве. В Ясском городе Бездеже они также не хотели остановиться у церкови Христианской, днем и ночью стерегли тело; наконец привезли в Москву и погребли в монастыре Спасском (в Кремле, где стоит еще древняя церковь Преображения).
Злодей Кавгадый чрез несколько месяцев кончил жизнь свою внезапно; увидим, что Провидение наказало и жестокого Георгия; а память Михаилова была священна для современников и потомства: ибо сей Князь, столь великодушный в бедствии, заслужил славное имя отечестволюбца. Кроме одних Новогородцев, считавших его опасным врагом народной вольности, все жалели об нем искренно, но всех более верные, мужественные Тверитяне: ибо он возвеличил сие Княжение и любил их действительно как отец. Сверх достоинств государственных - ума проницательного, твердости, мужества - Михаил отличался и семейственными: нежною любовию к супруге, к детям, в особенности к матери, умной, добродетельной Ксении, воспитавшей его в правилах благочестия и скончавшей дни свои Монахинею.
При сем Великом Князе Ростов, Кострома и Брянск были жертвою хищных Татар. Наследник Константина Борисовича Ростовского, умершего в Орде, сын его Василий (в 1316 году) приехал от Хана в столицу свою с двумя Могольскими Вельможами, коих грабительство и насилие остались в ней надолго памятными. Такие разбойники назывались обыкновенно Послами. Один из них (в 1318 году), убив в Костроме 120 человек, опустошил Ростов огнем и мечом, взял сокровища церковные, пленил многих людей. Несчастие Брянска произошло от междоусобия двух Князей. Там господствовал Василий, внук Романов: изгнанный дядею, Святославом, он возвратился (в 1310 году) с шайкой Моголов. Святослав, в надежде на усердие жителей, спешил отразить их; но граждане изменили ему: бросили знамена и побежали. Он не хотел уступить и лег на месте битвы со своею дружиною Княжескою, оказав редкое, но бесполезное мужество. Победители расхитили город.
В Брянске находился тогда новый Митрополит, преемник Максимов: он едва мог, ушедши в церковь, спастися от лютости Татар. По кончине Максима (в 1305 году) какой-то Игумен Геронтий вздумал было своевольно занять его место, присвоив себе утварь Святительскую и жезл Пастыря; но Патриарх Афанасий в угодность Князю Галицкому, отвергнув Геронтия (в 1308 году), посвятил в Митрополиты для всей России Петра, Волынского Игумена, мужа столь ревностного в исполнении своих Пастырских обязанностей, что Духовенство северной России единогласно благословило его высокую добродетель. Один Тверской Епископ, сын Князя Литовского Герденя, легкомысленный и гордый, дерзнул злословить сего Митрополита; но был торжественно обличен в клевете на Соборе в Переславле Залесском, где присутствовали Епископ Ростовский, Игумены, Священники, Князья, Вельможи и Посол Цареградского Патриарха. Истиною и любовию заградив уста клеветнику, Петр, вместо укоризн, сказал ему: Мир ти о Христе, чадо! Отныне блюдися лжи; мимошедшая же да отпустит ти Господь! .. В других случаях сей кроткий Архипастырь умел быть и строгим: снял Епископский сан с Исмаила Сарского, без сомнения за важное преступление относительно к Церкви или отечеству, и предал анафеме какого-то опасного еретика Сеита, обличенного им в богопротивном умствовании, но не хотевшего раскаяться. Как достойный учитель Веры Христианской, Петр склонял Князей к миролюбию, заклинал несчастного Святослава Брянского не вступать в битву с Василием и старался прекратить вражду между Князьями Тверскими и Московским; не имея средств избавить народ от ига, желая по крайней мере оградить безопасностию церкви святые и домы ее служителей; ездил в Орду с Михаилом (в 1313 году) и выходил для них так называемый ярлык, или грамоту льготную, в коей Узбек, следуя примеру бывших до него Ханов, подтвердил важные права и выгоды Российского Духовенства. Мы имеем сей ярлык и многие иные новейшие, достопамятные содержанием и слогом. Хан пишет: "Вышнего и бессмертного Бога волею и силою, величеством и милостию. Узбеково слово ко всем Князьям великим, средним и нижним, Воеводам, книжникам, Баскакам, писцам, мимоездящим Послам, сокольникам, пардусникам во всех Улусах и странах, где Бога бессмертного силою наша власть держит и слово наше владеет. Да никто не обидит в Руси Церковь Соборную, Петра Митрополита и людей его, Архимандритов, Игуменов, Попов, и проч. Их грады, волости, села, земли, ловли, борти, луга, леса, винограды, сады, мельницы, хуторы свободны от всякой дани и пошлины: ибо все то есть Божие; ибо сии люди молитвою своею блюдут нас и наше воинство укрепляют. Да будут они подсудны единому Митрополиту, согласно с древним законом их и грамотами прежних Царей Ординских. Да пребывает Митрополит в тихом и кротком житии; да правым сердцем и без печали молит Бога за нас и детей наших. Кто возьмет что-нибудь у Духовных, заплатит втрое; кто дерзнет порицать Веру Русскую, кто обидит церковь, монастырь, часовню, да умрет! и проч. Писано Заячьего лета, осеннего первого месяца, четвертого Ветха (то есть в четвертый день ущерба луны) на полях". Говоря о данях, собираемых в России, Узбек именует поплужную, или с каждой сохи, мостовую, береговую: увольняет церковников от воинской службы, подвод и всякой работы. В таком порабощении находились Россияне, всего более угнетаемые ненасытным сребролюбием Ханских пошлинников или откупщиков Царской дани, между коими бывали иногда и Жиды, обитатели Крыма, или Тавриды.
К сему общему государственному злу присоединялись тогда весьма частые естественные бедствия. Летописцы сказывают, что в 1309 году явилось везде чудесное множество мышей, которые съели хлеб на полях, рожь, овес, пшеницу: от чего в целой России произошли голод, мор на людей и на скот. В 1314 году Новгород терпел великий недостаток в съестных припасах; а народ Псковский, угнетаемый дороговизною, грабил домы и села богатых людей так, что Правительство долженствовало употребить весьма строгие меры для восстановления тишины и казнить пятьдесят главных мятежников. Зобница ржи стоила там 5 гривен. В 1318 году свирепствовала в Твери какая-то жестокая, смертоносная болезнь.
ГОРАЦИО НЕЛЬСОН "Даже если бы мы взяли в плен десять парусников и позволили бы одиннадцатому удрать, имея возможность захватить в плен и его, даже тогда я не сказал бы, что мы добились успеха". Эти строки из письма Горацио Нельсон подтверждал решительными действиями во всех сражениях. Родился Горацио 29 сентября 1758 года в деревушке Бернем-Торп графства Норфолк. Отец-священник воспитывал детей по-пуритански. Смелый и подвижный мальчик избрал морскую службу. Весной 1771 года Горацио забрали из частной школы и отправили в Чатем. Будущий флотоводец служил юнгой, затем мичманом на различных судах, под руководством дяди-моряка научился вести корабль, освоил тригонометрию и привыкал к морской жизни. Четырнадцатилетним Горацио участвовал в полярной экспедиции капитана К. Фиппса 1773 года. В ноябре того же года Нельсон на 20-пушечном фрегате "Си-хорс" в эскадре сэра Э. Хьюза отправился в Индию. В этом плавании юноша получил звание матроса 1-го класса, многому научился, впервые участвовал в перестрелке, познакомился с суровой дисциплиной британского военного флота, физически окреп. В конце 1775 года он настолько серьезно заболел лихорадкой, что его как безнадежного направили в Англию. Болезнь сменялась депрессией. Однако после полугодового плавания Горацио выздоровел и продолжил службу. Весной 1777 года он прибыл в Лондон, блестяще сдал экзамены и получил чин лейтенанта. Пять лет Нельсон на 32-пушечном фрегате "Ловестов" охранял британские суда в Карибском море, командовал приданной ему шхуной, затем был переведен третьим лейтенантом на флагманский корабль "Бристоль" адмирала Питера Паркера и вскоре дослужился до звания первого лейтенанта. В декабре 1778 года, получив чин коммандера, двадцатилетний Нельсон был назначен командиром брига "Бэджер". В июне 1779 года он сменил убитого командира фрегата "Хинчинбрук". Столь быстрое продвижение по службе объяснялось умением и решительностью молодого офицера, находившего выход из трудных и рискованных ситуаций. Осенью 1779 года Нельсон командовал фортом Чарльз на Ямайке, ожидавшей французского вторжения, в 1780 году доставил английские войска в Никарагуа, но сам заболел и был отправлен в Англию. Привыкнув к тропикам, он страдал о… Продолжение »
|
ЕЛИЗАВЕТА ТЮДОР (1533–1603) Английская королева с 1558 года, дочь Генриха VIII и Анны Болейн. При Елизавете I были укреплены позиции абсолютизма, восстановлена англиканская церковь, разгромлена испанская Непобедимая армада (1588), широко осуществлялась колонизация Ирландии. В истории любой страны были властители, правление которых отмечено великими преобразованиями, способствовавшими экономическому подъему государства. С их именами обычно тесно связаны и имена гениальных людей того времени, ибо деятельность крупных реформаторов способна породить революцию в умах своих соотечественников. Для англичан таким правителем была Елизаветы I. Королева произвела огромное впечатление на Шекспира: Для счастия отчизны Она до лет преклонных доживет, И много дней над нею пронесется, И ни один не минет без того, Чтоб подвигом благим не увенчаться. Но так думал о Елизавете не один Шекспир, скорее, это мнение большинства его современников. Елизавета еще при жизни стала любимицей народа, сумев возбудить к себе сочувствие и интерес. Кроме того, ее правление отличалось разумностью и радением о благе государства. Поистине она была рачительной хозяйкой, заботившейся о яркости домашнего очага. Сластолюбивый король Генрих VIII, отец Елизаветы, внес серьезную путаницу в права престолонаследия. Он объявил ее наследницей престола, но когда, спустя два года, Генрих увлекся Иоанной Сеймур и казнил свою прежнюю жену Анну Болейн — мать Елизаветы, то бедная девочка, конечно, потеряла все права на корону. Однако перед смертью Генрих снова восстановил права дочерей. Таким образом, когда в 1558 году скончалась кровавая Мария <Дочь от первого брака Генриха VIII с Екатериной Арагонской, расторгнутого в 1553 году, Мария (род. в 1510 году) могла быть наследницей престола только в том случае, если бы у Генриха не было бы детей мужского пола от второго брака (с Анной Болейн). Королева Мария I поддерживала папскую власть и реставрацию римского католицизма. При ней английские протестанты подвергались гонениям, около 300 человек были казнены. Из-за этого за ней закрепилось прозвище "кровавая".>, старшая сестра Елизаветы, то наша героиня беспрепятственно вступила на престол. Первым мудрым государственным актом новой королевы стало утверждение в стране англиканской церкви, что разом сняло, хотя и не уничтожило полностью, религиозное напряжение. Елизавета была католичкой, в ее дворцовой капелле постоянно находилось распятие, окруженное зажженными свечами, но противостоять сильной протестантской партии было равносильно самоубийству, и королева благоразумно решила примирить крайности. Новая англиканская церковь, родственная по своему учению протестантизму, а по обрядности — католицизму, удовлетворяла всех, кроме пуритан, но правительство смогло зажать им рты, издав закон, грозивший смертной казнью всякому, кто осмелится назвать королеву "еретичкой", оспаривать ее права на корону или "приписывать эти права другому лицу". Этим другим лицом стала для Елизаветы ее племянница Мария Стюарт. Мало найдется в истории имен, так тесно связанных друг с другом. Сколько толков, сколько домыслов, сколько великих произведений искусства породила эта "парочка" Мария Стюарт была красива, и уже одно это может стать для женщины поводом для непримиримой ненависти. Елизавета не являлась исключением. Ревнивая, сластолюбивая, она не хотела допускать соперницу ко двору, где принимались только дурнушки. Но наиболее гибельным для Марии было то, что она обладала наследственным правом на английский престол. Кроме того, ее поддерживал папа Пий V, видя в Марии примерную католичку. Надо сказать, что обаяние воспитанной во Франции Марии Стюарт, к сожалению, не было дополнено благоразумием. Она отличалась склонностью к авантюризму и способностью "вляпываться" в неприятные истории. После очередного такого случая, будучи шотландской королевой, Мария настроила против себя сильную оппозицию, которая не простила ей убийства мужа и желания снова выйти замуж за его убийцу. Мария Стюарт вынуждена была бежать. А так как бежать ей было больше некуда, то она вынуждена была повиниться перед своей теткой и просить убежища в Великобритании. Елизавета оказалась в сложном положении. Наказывать Марию она не имела права; оттолкнуть несчастную было бы некоролевским поступком; освободить, чтобы она могла бежать во Францию или Испанию, значило бы дать ей в руки оружие против Англии. На помощь Елизавете пришла женская хитрость. Она отказалась от свидания с племянницей и приказала препроводить ее в замок Фотерингей. На девятнадцать лет Мария Стюарт стала пленницей Елизаветы и лишила ее покоя. Мало того что время от времени возникали смуты католического населения, которое поддерживало шотландскую королеву, Мария сама ввязалась в заговор, возглавляемый испанским послом. Когда заговор открылся, Елизавета устроила настоящий судебный процесс. Естественно, в государстве, где Елизавета правила единолично, судьи не могли вынести другого приговора, кроме смертного, признав Марию виновной. Но английская королева, слишком хорошо понимая реакцию окружающих, долгое время не могла подписать смертный вердикт. Она, привыкшая всегда играть роль чистой, девственной, милосердной и любимой народом, оказалась заложницей собственной маски, в то время как обаятельная узница, привлекая на свою сторону все больше и больше приверженцев, становилась очень опасной. Елизавета вручила документ суда государственному секретарю Дэвисону и в таких туманных выражениях объяснила его значение, что тот не знал, как поступить. Королева, не желая брать на себя ответственности, по примеру Пилата, умыла руки, предоставив взять на себя позор расправы над беззащитной женщиной своим подчиненным. В 1587 году Мария была казнена. Елизавета же до конца доиграла свою роль в этой трагедии. Узнав о смерти племянницы, она плакала, уверяя, что ее приказания были ложно истолкованы. Несчастного Дэвисона засадили в темницу, а французскому послу Елизавета объявила, что никогда не простит своим министрам случившегося несчастья. Однако история расставила все по местам, и имя английской королевы навсегда осталось запятнанным убийством соперницы. Между тем царствование Елизаветы отмечено крупными успехами Англии в экономике и политике. Королева поддерживала британскую промышленность, впервые установила торговые отношения с иностранными государствами, покровительствовала мореплаванию, основывала колонии в Новом Свете. Лондон обязан ей первыми благотворительными учреждениями. Елизавета никогда не была замужем. Скорее всего ее "мужененавистничество" было порождено нежеланием поделиться властью. Долгое время велись переговоры о бракосочетании Елизаветы с французским королем Генрихом III. Однако наша героиня и тут схитрила. Не желая ссориться с солидным соседом и обижать его отказом, Елизавета прибегла к помощи членов Тайного совета, чтобы отрицательный ответ исходил не от нее, а как бы от имени нации. Для "блага своего народа" королева смиренно согласилась остаться девственницей. Но, конечно, Елизавета не отказывала себе в плотских удовольствиях. Долгое время она оказывала предпочтение фавориту, графу Лестеру, который тоже льстил себя надеждой стать мужем королевы. Однако "девственница" не торопилась под венец, и отчаявшийся любовник тайно женился на красавице Эссекс. Бедной жене этот брак стоил жизни. Когда спустя восемь лет Елизавета узнала о предательстве возлюбленного, она пришла в бешенство. Испуганный Лестер убил свою жену, но расположения бывшей любовницы он этим поступком вернуть не смог. Тогда, чтобы спасти себе жизнь, граф решил стать сводником. В конце 1584 года он представил ко двору своего пасынка, Роберта Девере, графа Эссекса, семнадцатилетнего красавца. Ловкий малый не стал задумываться о смерти несчастной матери и по совету отчима "прыгнул" в постель пятидесятилетней Елизаветы. Его мальчишеская заносчивость нравилась ей одной и не знала границ. Однажды на совете он, разойдясь во взглядах с королевой, надулся и повернулся к ней спиной. Оскорбленная Елизавета, не долго думая, влепила юнцу пощечину. Эссекс схватился за шпагу. Такие вот жаркие страсти разыгрывались в покоях царственной особы. В Ирландии вспыхнули беспорядки на религиозной почве. Против мятежников стареющая королева послала войска под предводительством повзрослевшего графа Эссекса. Поход любимца оказался неудачным; ему пришлось вступить в переговоры с противником. Понадеявшись на свое влияние на королеву, он, не испросив ее согласия, заключил договор с ирландцами в их пользу. Этот промах многочисленные завистники удачливого фаворита использовали в полной мере. Скрыть проступок Елизавета не смогла, и суд лишил графа всех должностей и чинов, составлявших источник его доходов. Пораженный этим ударом, Эссекс не терял надежды на личное объяснение с Елизаветой, однако враждебная ему партия не допустила свидания. Тогда у него родилось безумное намерение с оружием в руках двинуться во дворец и заставить королеву сместить всех ее советников. С группой преданных друзей он пытался привести этот план в исполнение, однако был схвачен и уличен в государственной измене. Руки королевы тряслись, когда она подписывала смертный приговор человеку, который целых 17 лет пользовался ее исключительным расположением. По этому поводу родилась легенда о том, что однажды Елизавета подарила Эссексу драгоценный перстень: "Что бы с тобой ни случилось, в чем бы ты ни провинился, пришли мне этот перстень. Он напомнит мне сегодняшний счастливый день, и я все тебе прощу". Говорят, граф пытался передать это кольцо королеве, но личный враг фаворита помешал ему это сделать. Не получив кольца да к тому же узнав, что ее любовник тоже по примеру отчима тайно женился, Елизавета подписала роковую бумагу. Эссекс взошел на эшафот 25 февраля 1601 года, уверенный, что королева обманула его, а царственная особа рыдала в это время, убежденная, что любовник пренебрег ею. Казнь графа не прошла для семидесятилетней старухи бесследно. Тень убиенного преследовала ее повсюду, годовщины смерти Елизавета проводила в полном одиночестве. Угрызения совести преследовали женщину до такой степени, что она решилась умереть. Целые дни в глубоком молчании она лежала на подушках, отказываясь от лекарств. Когда с ней рискнули заговорить о престолонаследии, то Елизавета завещала трон сыну казненной ею Марии Стюарт — королю Шотландии Якову. Сорок пять лет процарствовала Елизавета Тюдор, оставив сильную страну и множество легенд, запечатленных в прекрасных литературных и драматических произведениях. АННА АВСТРИЙСКАЯ — КАРДИНАЛ РИШЕЛЬЁ Прославленный государственный деятель Франции Арман Жан дю Плесси, известный больше как кардинал или герцог де Ришельё, прозванный современниками «Красным кардиналом», родился 9 сентября 1585 года недалеко от Парижа. Его жизнь была окружена легендами, тайнами и невероятными рассказами, которые преследовали Ришельё до конца его дней. До тех пор, пока молодому человеку не исполнилось двадцать лет, близкие готовили Армана к военной карьере. Однако судьба распорядилась иначе, и будущий герцог стал священником, надев рясу духовника весной 1607 года. Несколько лет спустя он был представлен к королевскому двору и так очаровал монарха своими блестящими знаниями, ораторскими способностями и личным обаянием, что король наградил Ришельё почётным орденом «Святого Духа» и сделал своим епископом. Будущий герцог был молод, красив и талантлив. Он сразу же приобрёл друзей, завязал знакомства с влиятельными фигурами королевского дворца и очаровал придворных дам своими изысканными манерами, умением красиво говорить и рассыпать самые утончённые комплименты. Известно, что Ришельё по воле родителей был женат на некой Розалии де Рошенуар, однако со своей супругой жил раздельно и поддерживал с ней отношения лишь посредством писем. О совместной жизни с женой Арман даже не думал — его супруга была дурна собой, горбата и так некрасива лицом, что не вызывала у мужа, кроме жалости, никаких чувств. Когда в 1610 году король Генрих IV был убит, новым французским королём стал девятилетний Людовик XIII. Регентшей при мальчике была назначена его мать, Мария Медичи. Надменная, жестокая и ограниченная, Мария во всём полагалась на своего любимца Кончини, однако, будучи его любовницей, всё чаще смотрела на статного молодого епископа Ришельё. Спустя несколько лет Людовик назначил епископа духовником собственной жены, молодой королевы Анны Австрийской. Анна, ставшая супругой юного короля, тосковала по родине и была несчастлива в браке. Царствующий муж был слишком непонятен ей и далёк, а молодая королева всё больше становилась подавленной и грустной. Заметив неудовлетворённость и страдания королевской супруги, епископ Ришельё постарался завоевать расположение чужестранки и стать для неё искренним и добрым другом. Вскоре благодарная испанка уже доверяла самые сокровенные тайны своему духовнику, а тот, в свою очередь, рассказывал Анне о своих тайных связях с самыми знатными дамами и раскрывал секреты чувственной любви. Говорили, что Ришельё страстно любил королеву, которая по праву считалась самой красивой женщиной того времени, но та вряд ли отвечала ему взаимностью. Несмотря на близкую привязанность к другу Анна не испытывала к нему сердечных чувств. Однако епископ, один из самых известных любовников страны, встреч с которым добивалось немало самых красивых и богатых женщин Франции, отдал своё сердце молодой королеве. Он писал ей тайные письма, посвящал стихи и оды, был готов на любой, даже самый безумный поступок. Однажды одна из любимых фрейлин королевы решила подшутить над прославленным сердцеедом, к которому сама испытывала неоднозначные чувства. Она шепнула епископу, что королева желала бы увидеть влюблённого поклонника танцующим в наряде шута. Ришельё, ни на минуту не сомневаясь в правдивости желания Анны, уже к вечеру пришёл в покои к возлюбленной, где около часа танцевал и пел перед удивлённой подругой. Когда же он понял, что его лишь разыграли, влюблённый герцог ничуть не обиделся. Всегда печальной и задумчивой королеве в тот вечер он доставил несколько радостных и незабываемых минут, а на лице возлюбленной ещё долго сияла счастливая улыбка. Но проходили годы, а королева так и не смогла ответить другу взаимностью. Напротив, их политические разногласия давали о себе знать, и вскоре бывшие друзья уже не могли даже беседовать спокойно: они ссорились, упрекали друг друга и часто даже не разговаривали по несколько дней. К тому же Анна наблюдала, как королева-мать приближала королевского священника к себе настолько, что вскоре вступила с ним в любовную связь. Но любовниками им пришлось быть недолго. Через полгода против Марии был составлен заговор, после которого она была выслана из Франции, а епископ Ришельё попал в немилость и опалу и провёл несколько лет в ужасном страхе, заговорах и унижениях. Прошло несколько лет, прежде чем в 1624 году он снова вернулся во дворец и стал советником короля Людовика XIII, а также главным министром. Он управлял Францией долгих восемнадцать лет. Политика Ришельё была решительна и достаточно жестока, однако всё, что он делал, было совершено на благо Франции. Это понимали и окружение короля, и сам монарх. Однако своими блистательными способностями, безграничным доверием короля герцог нажил при дворе много врагов, которые постоянно устраивали против него заговоры. Анна Австрийская, часто принимавшая участие в заговорах против Ришельё, однажды вдруг отошла от государственных дел и всерьёз увлеклась молодым кардиналом Мазарини. В то же время она родила сына, будущего короля Франции Людовика XIV. Говорили, будто бы отцом ребёнка являлся фаворит королевы. Кардинал Ришельё больше не надеялся на взаимные чувства и с тех пор поддерживал с королевой лишь официальные отношения. Обладая и без того слабым здоровьем, он чувствовал себя всё хуже: участившиеся ревматические боли и приступы лихорадки измучили его тело, а в 1633 году врачи поставили диагноз каменной болезни. Герцог Ришельё понимал, что жить ему оставалось недолго. Однако, вопреки мрачным прогнозам врачей, он прожил ещё девять лет и даже продолжал работать. Герцог умер в декабре 1642 года от воспаления лёгких в пятидесятисемилетнем возрасте. Говорили, что его смерть вызвала при дворе немалую радость, и даже король, во многом обязанный смелому министру, успокоился и вздохнул с облегчением. Через полгода умер Людовик XIII. На престол взошёл его малолетний сын Людовик XIV, а регентшей при нём стала королева Анна Австрийская. Королева управляла страной вместе с кардиналом Мазарини ещё несколько лет, и после смерти законного супруга, якобы даже тайно повенчалась с любовником. Когда Мазарини умер в 1661 году, её сын, Людовик XIV, стал править Францией самостоятельно, а бывшая когда-то самой красивой женщиной Европы и сильной любовью великого герцога Ришельё Анна Австрийская ушла в монастырь Валь де Грас, где и скончалась спустя пять лет.
|
